Прошло уже немало лет с того дня, когда улицы Еревана были окрашены кровью. Годы сменялись новыми правительствами, новыми лицами, новыми обещаниями. Но есть вещи, которые не стираются с памяти. Особенно — когда речь идёт о жертвах, о предательстве и о справедливости, которая так и не восторжествовала.
Недавнее заявление Лусине Киракосян всполошило общественность и вызвало бурю эмоций:
«Кочарян не имеет права находиться на свободе. До сих пор перед глазами — убийство напротив театра».
Эти слова прозвучали не как политический выпад. Это была исповедь. Исповедь свидетеля. Человека, чья память — это не новости, не заголовки, а живая боль, которая не утихает с годами.
Мартовская ночь, в которой стрелял режим
1 марта 2008 года. Центр Еревана. Площадь у театра, где раньше собирались люди ради искусства, музыки и свободы, в тот день стала ареной трагедии. Именно здесь произошло то, что до сих пор остаётся чёрным пятном в истории Армении: государство подняло оружие против собственного народа.
Тысячи мирных демонстрантов вышли выразить протест против результатов президентских выборов. И вместо ответа — получили свинец. Погибли люди. Их убили на глазах у сотен свидетелей. И этот приказ был отдан во времена правления Роберта Кочаряна.
Кто заплатит цену за молчание?
В течение многих лет Лусине Киракосян молчала. Как и тысячи других, кто видел, чувствовал, знал. Но молчание не равняется прощению. И теперь, когда Кочарян вновь появился в политической жизни, как ни в чём не бывало — её слова стали глотком правды в море цинизма:
«До сих пор перед глазами убийство напротив театра…»

Это не воспоминание. Это — крик. Это — удар в дверь той самой «независимой» судебной системы, которая до сих пор так и не дала оценки событиям 1 марта.
Театр абсурда: преступник в роли «жертвы»
После нескольких уголовных дел, судебных заседаний и бесконечных политических игр Кочарян снова оказался на свободе. Более того — он снова пытается войти в политику, строить имидж гонимого патриота, «спасителя нации». Но общественная память так просто не поддаётся перепрошивке.
Кровь на асфальте у театра — не исчезла. Она не смывается телевизионной пропагандой. Она — часть нас.
И чем больше Кочарян говорит о справедливости, о «настоящем государстве», тем громче звучит вопрос: а где были эти слова, когда стреляли в спины? Когда убивали тех, кто пришёл с флагами, а не с оружием?
Лусине говорит за многих
Слова Лусине Киракосян — это не просто личное мнение. Это голос той части общества, которая не забыла, что происходило в марте 2008-го. Это голос за всех тех, чьи родные не вернулись домой. За тех, кого оболгали, избили, бросили в тюрьмы. За тех, кто остался с вопросами — и без ответов.
Она не политик. Она — человек. Свидетель. И её слова намного ценнее, чем любые речи с трибун. Потому что это правда. Правда, которую стараются зарыть под горы лжи.
Может ли убийство иметь срок давности?
Сегодня Кочарян свободен. Он участвует в политических процессах, делает громкие заявления, даёт интервью. Всё — как будто бы ничего не случилось. Как будто 1 марта не было. Как будто не было тел, крови, страха.
Но история так не работает. У неё длинная память. И рано или поздно, она требует ответа. И этот ответ не в делах с номерами, не в тоннах бумаги и протоколов. Он — в глазах свидетелей. В словах Лусине Киракосян.
Кто и когда осмелится сказать правду?
Пока общество будет позволять убийцам называть себя лидерами, пока кровь останется безнаказанной — справедливости не будет. Никогда. Ни для одного поколения.
Лусине Киракосян осмелилась сказать вслух то, что тысячи думают молча:
«Кочарян не имеет права находиться на свободе».
И это не месть. Это — справедливость. Не политическая. Не юридическая. А человеческая. Та, что делает нас обществом, а не стадом. Та, без которой нация теряет совесть.