Сначала всё казалось безобидным. Мой сын — подросток, 13 лет. Замкнулся в себе, много времени проводит в комнате, ни с кем особенно не разговаривает. Целыми днями с телефоном. Иногда смеётся, иногда злится, иногда вообще не реагирует. Я списывала это на возраст. «Переходный период», — говорила я себе. Все дети через это проходят. Или, по крайней мере, я так думала.

Он перестал выходить гулять. Друзья куда-то исчезли. Оценки в школе стали падать, настроение — угрюмое. Ночами я слышала, как он шепчет кому-то в наушниках. Пару раз хотела зайти — стучала, но он резко отвечал: «Занят!» — и не открывал. Я не хотела быть назойливой матерью, хотела сохранить доверие. Но внутри что-то начинало подсказывать — я ошибаюсь, и цена этой ошибки может быть страшной.

Однажды ночью я зашла в его комнату — он заснул прямо с телефоном в руке. Экран светился. Просто подсмотреть, просто убедиться, что всё в порядке — сказала я себе. Но через минуту я поняла: всё далеко не в порядке.

Это был не просто чат. Это был настоящий «групповой квест» — с заданиями, сроками, угрозами и поощрениями. Название группы звучало безобидно. Но когда я начала читать сообщения, мне стало дурно. Подросткам — а в группе были именно подростки — ежедневно присылались задания. Первое: нарисовать маркером на руке символ. Второе: проснуться в 3 ночи и сделать фото. Третье: сидеть в тёмной комнате 2 часа. Четвёртое: порезать кожу на запястье. И так — всё глубже и глубже.

Среди сообщений — фото других детей с ранами, с красными глазами, со страхом в глазах. Поддержка от «куратора»: «Ты молодец», «Ты готов к следующему этапу». И угроза тем, кто отказывался: «Если ты прекратишь, мы найдём тебя. Мы знаем, где ты живёшь».

Я тряслась. Это был не просто чат. Это был цифровой капкан. Манипуляция. Промывка мозгов. И мой сын — в самой её середине.

Я разбудила его. Он растерянно смотрел на меня, потом заплакал. Сказал, что не думал, что это серьёзно. Что это просто игра. Что хотел «дойти до конца», как остальные. И что боялся прекратить — потому что они действительно угрожали.

В ту ночь я не спала ни минуты. Утром мы уже были у психолога. Потом — в отделении киберполиции. Мы удалили все аккаунты, заменили номер, ограничили доступ к сетям. Но страх остался. Страх, что я могла его потерять — не от болезни, не в аварии, а вот так: медленно, молча, через экран.

Позже я узнала, что таких групп — десятки. Что дети вовлекаются в них через «рекомендации», «друзей», «игры». Что за этим стоят взрослые люди — иногда целые организованные сети. Их цель — власть, контроль, наслаждение над чужой слабостью. Они выбирают неуверенных, замкнутых подростков и делают из них марионеток.

Я пишу это, чтобы вы услышали меня: если ваш ребёнок постоянно в телефоне — это не всегда безобидно. Если он стал отдаляться, молчать, уходить в себя — не думайте, что это просто возраст. Спрашивайте. Смотрите. Вмешивайтесь. Даже если вам кажется, что «он просто играет».

Мой сын сейчас восстанавливается. Мы говорим больше. Я снова учусь быть рядом. Я была в одном шаге от трагедии. Один шаг — это всего лишь недосмотренная ночь. Один шаг — и он мог бы не проснуться.

Сейчас я знаю одно: лучше быть «назойливым» родителем, чем оплакивать своего ребёнка. Лучше сто раз заглянуть в экран, чем один раз — в бездну.